Психоаналитический сеттинг как отражение функционирования психической оболочки Я-кожи. К.Корбут

Автор: В материалах:
Июнь 13, 2017

(Текст публикуется с сокращениями, полный текст статьи можно прочитать в Вестнике МПО №4 за 2017 год)

Когда-то интуитивно я приняла психоаналитический сеттинг, как само собой разумеющееся  условие безопасности для психоаналитического процесса.  Это был взгляд на рамку как на что-то особенное, влияющее, но всё же достаточно пассивное и вспомогательное для психоаналитического процесса, не активно создающее его содержание.

Постепенно, когда раз за разом я стала обнаруживать, что далеко не всегда сеттинг переживается пациентами как нечто необходимое, и что без устойчивого сеттинга я не могу эффективно думать, для меня стала проступать активная роль сеттинга. Безусловно, это произошло, в том числе, под влиянием статьи Даниель Кинодо «Психоаналитический сеттитнг как инструмент контейнирующей функции», в которой сеттинг рассматривается не как инертный сосуд, а понимается как активный контейнер. При таком понимании, давление пациента на аналитика, чтобы тот отказался от каких-то аспектов сеттинга, может быть интерпретировано, как бессознательные атаки на созидательную контейнирующую функцию аналитика и  самого пациента в том числе. Иногда пациент может требовать не только «золото» психоанализа, но бессознательно требовать и его «шкуру».

Например, кувшин является контейнером-предметом, инертным сосудом, который может хранить в себе  молоко, не влияя на него и не изменяясь под его воздействием. Кувшин можно заменить другим без вреда для молока. В противоположность, грудь является контейнером существенным для выработки молока, которое в ней содержится, и это молоко оказывает влияние на саму грудь. Эти различия важны, так как они показывают нам, как агрессия пациента может быть манифестирована в бессознательной попытке обращаться с контейнером как будто он является инертным контейнером-предметом. Идеи пациентов о том, что можно с легкостью заменить одного аналитика на другого, во время перерыва, или идеи, что возможно умело жонглировать женой и любовницами, чтобы избегать разочарований, в этом контексте видятся тщетными.

Использование термина «активный контейнер» приводит  к идее о контейнере, который порождает живое содержание, что  предполагает первичную сцену и зачатие. Творческая контейнирующая функция аналитика способна порождать свое содержание и аналитический процесс, и является динамичной встречей создателей содержания (родителей). Концепция контейнера, поскольку она предполагает творчество, приближается к триангулярной концепции  зачатия: даже если грудь как частичный объект может предложить диадные отношения пациенту, то для аналитика она подразумевает триангулярные отношения, поскольку мать не может зачать ребенка без отца. Даже если отношения пациент-аналитик кажутся пациенту ранними диадными, они содержат в себе ранние триангулярные отношения, потому что отец присутствует в фантазиях аналитика-матери.

Размышления Д.Кинодо поддержали меня как начинающего специалиста и научили ценить то, с помощью чего я могу наилучшим образом создавать смыслы, необходимые пациенту, научили устойчиво охранять сеттинг и  искать скрытое значение в том, как пациенты бессознательно используют внешнюю ситуацию для выражения своей психической реальности.

Но по мере знакомства с разными пациентами мои собственные размышления о сеттинге приобретали  и другой вектор, а именно, это рассуждения о том, что психическая репрезентация сеттинга в некоторых случаях не должна быть слишком конкретной. Есть пациенты, которые очень боятся интенсивного лечения и не могут согласиться на четыре сессии с самого начала, поэтому с ними приходится начинать с двух раз в неделю, добавляя третью и четвертую сессию тогда, когда они узнают больше о психоаналитическом лечении. Кроме того, к нам приходят пациенты с выраженным психотическим ядром, для которых аналитическая техника претерпела модификации. Таким пациентам невозможно в начале работы интепретировать конфликты, связанные с атаками на контейнирующую функцию аналитика, интерпретации будут переживаться психотическими пациентами, не имеющими безопасности, как атаки и вторжение. Они не заинтересованы в понимании себя, основной их задачей является избавиться от нежелательного психического содержания, но они нуждаются в ощущении быть понятыми (Дж.Стайнер). Таким нежелательным содержанием может быть столкновение с ранней эдипальной ситуацией с отсутствием «третьей позиции» по Р.Бриттону, когда невозможно представлять себе взаимоотношения между другими, когда это означает только катастрофу и  поэтому таким пациентам совершенно невыносимо чувствовать, что аналитик рассуждает о них, как будто этим он устраняет опыт восприятия пациентки аналитиком. В таких случаях единственным способом найти место для мышления,  которое было бы не разрушительным для пациента, является предоставление опыту развиваться внутри аналитика, когда аналитик для себя самого внутренне четко и ясно формулирует свое понимание, в том числе понимание переноса, но при этом пациенту излагается исключительно понимание аналитиком точки зрения пациента. Чувство пространства тогда достигается только через увеличение расстояние между пациентом и аналитиком, при этом такой процесс выносим, только если пациент сам его начинает, например, сокращая количество сессий в неделю. Такая техника постепенно расширяет возможность пациентов размышлять. Это модель, в которой первичная сцена может иметь место, но знание о ней не внедряется навязчиво в детскую психику, а если такое внедрение происходило бы, то оно ощущается как полное уничтожение связи младенца с матерью, как на внешнем, так и на внутреннем уровне.

Пациенты могут оказывать на аналитика давление с тем, чтобы тот согласился с пределами выносимого для пациента. Если аналитик будет слишком настаивать на своей задаче помощи пациенту в обретении понимания и развитии, это может привести к еще более радикальному возникновению тупика. В жестком, неукоснительном, формальном следовании стандартам может скрываться опасность потерять настроенность на текущие нужды пациента (Р.Ломбарди, 2008). Если же, с другой стороны, аналитик будет чересчур пассивен, пациент может решить, что он сдался, и воспринимать его как побежденного или обманом втянутого в сговор с перверсивной организацией пациента.

Аналитическая работа, происходящая при более редких сессиях, не стоит для меня ниже в неофициальной иерархии, чем лечение с «высокой частотой», потому что такая работа подчас требует огромных творческих усилий со стороны аналитика и не меньшей, если не большей, квалификации.  В таких случаях очень важно при этом не упустить из вида парадоксальность задачи  – настроенность на потребности пациента и одновременном сохранении себя как живого человека, специалиста и необходимых для этого условий.

Таким образом, аналитическая рамка стала еще в меньшей степени представляться мне как статичное очерчивание территории, и в большей степени представляться в метафоре живой оболочки, отражающей колебания между границами аналитика и пациента, и отражающей непрерывные усилия аналитика реагировать на пациента.

Аналитическая оболочка в целом, как и здоровые границы Эго, должна быть достаточно гибкой для, того чтобы открываться в одни моменты и закрываться в другие. Это похоже на то, как клеточная мембрана выполняет двойную функцию в клетке – она и отграничивает ее от окружающей среды, и в то же время позволяет производить взаимообмен между клеткой и окружающей средой.

Сеттинг позволяет аналитику быть субъективно или лично вовлеченным и одновременно сохранять некоторый уровень объективности в качестве участника профессиональных отношений. Важной стороной работы является наша готовность встретить нечто, о чем пациент, как ребенок, полагает, что этого чересчур много, и что это никто не способен вынести. Такой удар зачастую приходится переживать терапевту на самом личностном уровне. Это значит больше, чем отводить нечто от себя с помощью интерпретаций, как если бы этот удар был лишь переносом. Нам нужно уметь заниматься им более непосредственным образом: задействуя не только разум, но и самих себя как реальных людей, во всей своей целостности. (П.Кейсмент, 2004). Поэтому важно помнить о сеттинге как о живой оболочке процесса, которая отражает и оберегает двух реальных людей, позволяя им найти подходящую коммуникацию.

Концепция Я-кожи Дидье Анзье (1985), на которую в числе прочих ссылалась Д.Кинодо, на мой взгляд,  содержит в себе дополнительный потенциал для осмысления сеттинга в его парадоксах:

необходимой устойчивости для безопасности и гибкости для настроенности на потребности пациента,

работа с сеттингом как с отражением центрального психоаналитического понятия «переноса», т.е. когда центр психоаналитической работы с переносом находится на периферии работы с сеттингом. 

Чтобы расширить понимание сеттинга как оболочки психоаналитического процесса, необходимо рассказать коротко о самой концепции Я-кожи, которая стала более известна в России, благодаря публикации перевода на русский язык  книги «Я-кожа» Дидье Анзьё в 2011 году. Встреча с этой книгой открыла для меня новую перспективу, полную ответов и вопросов.

Концепция психической кожи или Я-кожи – это воплощение  функций  Эго, проявляющихся на границе внутреннего и внешнего, т.е. это граница, но в то же самое время, это и контейнер для психического содержимого, обеспечивающий целостность личности, которая формируется, основываясь на переживании поверхности тела для репрезентации самого себя в качестве Я. Д.Анзье формулирует это определение так: « Я-кожа – это конфигурация, которую Я ребенка использует, основываясь на своем переживании поверхности тела, на протяжении ранних фаз развития для репрезентации самого себя в качестве Я, контейнирующего психическое содержимое».

Таким образом, мы видим, что в определении Я-кожи отражены две модальности термина «Я» – как Эго и как Самость. Неоднозначность термина «Я» прослеживается, начиная с работ З.Фрейда. В одних случаях термин «Я» используется для того, чтобы отличить Самость одного человека в целом (включая его тело) и связан с концепцией нарциссизма; в других случаях он обозначает определенную часть психики, которая характеризуется особыми качествами и функциями. Разграничить эти два значения не всегда удается четко. В термине «Я-кожа» мы можем видеть как раз объединение этих двух значений:

1. Я-кожа дает фундамент чувству Самости, чувству бытия в качестве уникального существа, опираясь на ранее телесное переживание,  и в то же время, 2. телесная поверхность тела, из которой одновременно исходят внешние и внутренние восприятия является фундаментом для развития Эго, как проекции этой поверхности. Отдельно замечу, что на английский язык французский термин LeMoi-Peau переводится как The Skin Ego.

Д.Анзьё делает акцент на различии между контейнером и содержимым, на исследовании функционировании оболочки. И еще один важный момент – акцент на взаимной опоре психики и тела. Под опорой Д.Анзьё понимает диалектическую связь между психикой и телом: взаимная связь, где психика опирается на тело, так же как и тело опирается на психику.  Кроме того, Д.Анзьё говорит об опоре на объект. Как он понимает эту тройную взаимосвязь  тела, психики, объекта? В образовании нового термина и разработки всей концепции отражен тройной смысл отношений между Я и кожей:

1.Я  – это метафора кожи. Сопоставление Я и кожи влечет наслоение закрепленных за каждым из них значений, семантическое поле одного накладывается на семантическое поле другого, не перекрывая и порождая образы. Я-кожа воскрешает в памяти одновременно смысл прикосновения и активного движения, приводящее субъекта в контакт с частью его самого так же легко, как и с другим. Все мы легко можем вспомнить распространённые выражения: «Гладить кого-либо по шерстке или против», «иметь легкую руку», «вылезти из кожи вон», «влезть в шкуру кого-либо», «пощупать собственными руками» и другие.

Я и кожа обоюдно заключают в себе друг друга как целое и часть. Речь идет о телесной опоре понятия Я-кожи. Эта опора взаимна, психика опирается на тело, так же как и тело опирается на психику.

Концепция психической кожи или Я-кожи Д.Анзьё является разработкой  подхода к пониманию оболочки, которую З. Фрейд использовал во второй топике для описания Эго в работе «Я и Оно» (1923), в данной работе значение термина «Я» будет в большей степени соответствовать значению Эго.  З.Фрейд писал, что «Я  – это прежде всего телесное Я», что Я, как уже говорилось выше, является ментальной проекцией поверхности тела. Эго обеспечивает нашу ориентацию во внешней  реальности  и формируется психологическим опытом поверхности тела, т.е. кожи.

Кроме  фрейдовской гипотезы Д.Анзьё использует также данные нейрофизиологов. Нейрофизиологи связывают мышление с верхней передней частью головного мозга, т.е. с серой субстанцией (кортекс), покрывающей белую субстанцию мозга.  Таким образом, мышление обеспечивается не центральными структурами, а в большей степени поверхностными. Вот и парадокс: центр расположен на периферии. Кроме того, Д.Анзьё опирается для построения гипотезы еще на один факт анатомии – волосы, ногти, сальные и слизистые железы, кожа и нервная система образуются из одного и того же эмбрионального слоя клеток. Эта диалектика между «оболочкой и ядром» подкрепляет гипотезу Д.Анзье, что Эго тоже может иметь структурную оболочку, и что мышление может быть не только делом мозга, но и кожи.  Мышление для Д.Анзье – это вопрос отношений между поверхностями – кожи, мозга и Эго.  Это созвучно интуиции З.Фрейда в статье «Заметки о «чудо-блокноте» (1925) о воспринимающей функции душевного аппарата как двойной пленке: одной – как защиты от раздражителей, другой – как записывающей поверхности бессознательного. Опыт кожи является начальной основой для развития Я. Кожа обеспечивает первую ментальную схему “Я” и первый психологический опыт границ. Психическая кожа (Я-кожа) становится первым летописцем/отражением внутреннего и внешнего опыта и посредником в первых объектных отношениях.

По мнению Д.Анзьё психоаналитическая рамка не могла бы быть изобретена З.Фрейдом, если бы она не соответствовала топографической структуре психического аппарата. Психоаналитическая рамка минимизирует внешние стимулы и максимально увеличивает внимание к внутреннему возбуждению – это является первым условием для продумывания мысли, вмещения аффектов и трансформации импульсов.

Согласно Д.Анзьё, аналитический сеттинг в целом аналогичен структуре психического аппарата, как двойной психической оболочки. Правило абстиненции, т.е. исключение частных отношений, действий и запрет на прикосновение, соответствует защите от раздражителей, принимающей возбуждение. А правило свободных ассоциаций соответствует поверхности записывания, принимающей значения и служащей как экран для проекций образов, и увеличивает внимание к внутреннему возбуждению. Эта система правил сохраняется даже при вариациях сеттинга в зависимости от частоты, в использовании или нет кушетки и продолжительности сессии, пусть гибко и поступательно, но они вводятся.

Психическое развитие идет по пути дифференциации этих двух оболочек и установления между ними взаимосвязей, которые поддерживают одновременно и достаточную дистанцию (разницу). У ребенка нет ясной и четко различимой репрезентации этих оболочек, как нет и у взрослого пациента, чьи чувства спутаны и, следовательно, ему становится сложно иметь дело с психоаналитическими правилами, иногда требуется приспособление этой рамки для того, чтобы психоаналитическое лечение стало возможным.

Минимальным условием для аналитического лечения Д.Анзьё рассматривает запрет на прикосновение, даже если снят визуальный запрет и работа происходит лицом к лицу. С одной стороны психический аппарат опирается на функции тела для установления психических функций, но постепенно он все же отрывается от биологической основы, отказываясь от приоритета удовольствий кожи, а затем и руки, и трансформируя тактильный опыт в базовые психические репрезентации. Первые запреты прикосновения, формулируемые окружением, служат принципу самосохранения: не прикасайся к огню, острым предметам, лекарствам, иначе подвергаешь опасности целостность своего тела и жизнь. И такие первые запреты настоятельно предписывают наличие контакта: не отпускай  руку, когда переходишь дорогу, когда высовываешься из окна. Оберегая от внешней опасности, в то же самое время такие запреты сигнализируют о внутренних угрозах, оберегая от импульсивности, и устанавливая фронтир между Я и ОНО. В первичном тактильном опыте  тела с телом типы реальностей остаются спутанными, а запрет прикосновения способствует их различению: твое тело отличается от других тел, не оставайся приклеенным к телам своих родителей, отдели свое тело, чтобы познать внешний мир, что противопоставляется влечению привязанности и цеплянию. Запрет прикосновения противостоит желанию прикоснуться ко всему, быть хозяином всего.  Эдипов запрет меняет направление запрета прикосновения: знакомое, в первичном смысле семейное, становится опасным инцестом, и устанавливает фронтир между Я и СуперЭго.

В случае работы с визуальным контактом Д.Анзьё рассматривает работу как направленную в первую очередь на реконструкцию травм и возможность показать пациенту, что он может прикасаться эмоционально к аналитику, реализовать символические эквиваленты отсутствующих тактильных контактов, касаясь его с помощью настоящих и весомых слов, стимулирующего порядка.

3. Термин «Я-кожа» несет в себе обобщающий образ двойного центра: мать и дитя, т.е. опору на объект. Я-кожа образуется через иллюзию, которою создает для ребенка мать, иллюзию о том, что у ребенка с ней общая кожа.

Д.Анзье формулирует фантазм общей Я-кожи  как посредника между матерью и младенцем. Общая кожа держит их в одной связке, но при этом намечая их будущую сепарацию. Общая кожа, переключая одного на другого, обеспечивает между двумя партнерами взаимную эмпатию, адгезивную идентификацию: уникальный экран, входящий в резонанс с ощущениями, аффектами, ментальными образами, жизненными ритмами их обоих. Д.Анзье дополняет понимание оральной стадии и расширяет толкование отношения «грудь-рот» до отношения «грудь – кожа». Т.е. говорит о тепле от передачи молока и тяжести от наполнения желудка, а также о прижимании к телу матери. Эта деятельность ведет ребенка к различению поверхности, содержащей внутреннюю и внешние стороны, а точнее интерфейса, позволяющего делать различие между понятиями «извне» и «изнутри», и позволяет различить окружающую емкость, в которой ребенок чувствует себя купающимся. Свою психическую субстанцию младенец переживает как нечто жидкое (отсюда страх растекания) или как нечто газообразное (отсюда страх взрыва). Объектное отношение покоится на общей Я-коже, для которой характерна адгезивная идентификация (Мельцер, 1975).

До установления фантазма об общей коже в психике новорожденного, согласно Д.Анзьё, преобладает внутриутробный фантазм, отрицающий рождение и выражающий присущее первичному нарциссизму желание возврата к материнской груди,  – фантазм взаимной инклюзии, первичного слияния, в которое он более или менее увлекает свою мать, опустошенную в результате рождения плода, который она вынашивала. Аутистические оболочки говорят о склонности к внутриутробному фантазму и невозможности перейти к фантазму об общей коже.

Общая кожа держит двух партнеров во взаимной симбиотической зависимости, и в то же время трансформирует психическое функционирование в более и более открытую систему. Внутренний слой общей кожи стремится к формированию гладкой, непрерывной, прочной оболочки, в то время как внешний слой имеет структуру ячеистой решетки (решето контактных барьеров). Одна из патологий оболочки заключается в инверсии структур: внешний слой, предложенный окружением становится ригидным, ограждающим (вторая мускульная кожа (по Э.Бик) и возникает при недостаточности функции Я-кожи, как защиты от раздражителей, а внутренний слой продырявливается и становится пористым (Я-кожа – дуршлаг). Зазор между внешним и внутренним слоем оставляет для Я, когда оно будет еще больше развито, возможность быть непонятым, не общаться (Д.Винникотт). Иметь Я – это иметь возможность замкнуться в себе.

Такое понимание формирования внутреннего и внешнего слоев Я-кожи использует Г.Габбард, исследуя, что может приводить к нарушению границ, а, следовательно, сеттинга в психотерапии. Он указывает на то, что определенная текучесть внешних (межличностных) границ аналитика (которая отражает способность к аффективной коммуникации с другими) является необходимой для терапевтического процесса. Исходя из этого, эмпатию можно рассматривать как относительно проницаемые межличностные границы аналитика. Однако это предположение не относится ко внутренним границам аналитика. Для правильного проведения анализа необходимы связность и устойчивость внутренних границ аналитика, которая способствует улучшению взаимодействия между ним и анализандом. Хайнц Кохут отмечает это различие, говоря, что «личность хорошего аналитика характеризуется устойчивостью в центре и расслабленностью на периферии». Терапевты со слишком тонкими межличностными границами будут склонны путать свои внутренние ощущения с переживаниями пациентов, тогда как обладающие слишком плотными межличностными границами могут отгораживаться от участия в бессознательной коммуникации пациента, и возможно иногда обращаться с сеттингом слишком формально. Габбард пишет, что тенденция относиться к проявлению аналитиком теплых и заботливых чувств к пациенту, как к отклонению, опасна. И некоторые могут понимать это как противоречие к требуемому беспристрастному отношению «хирурга», которое усвоено на протяжении многих лет обучения. Если теплые чувства считались бы ожидаемыми и принимаемыми, а не выходящими за рамки психоаналитической техники, то они бы не оставались затаенными в отщепленной части психики аналитика, где они могут вырасти до разрушительных размеров и привести к нарушению сеттинга. 

Следующий второй этап развития Я-кожи требует стирания общей кожи и признания того, что каждый имеет собственную кожу и собственное Я. Это не происходит без сопротивления и боли. На второй стадии – появление первых мыслей (мыслей об отсутствии, нехватке) делает переносимыми трещины, вскрытые в оболочке фрустрациями. Но эти мысли требуют уверенности в непрерывности контакта с поддерживающим объектом, ставшим, к тому же, контейнирующим объектом. Именно на втором этапе начинают свое действие фантазмы о вырванной коже, об украденной коже, умерщвленной коже и о коже-убийце. Если страхи, связанные с этими фантазмами, удается победить, ребенок приобретает Я-кожу, благодаря процессу двойной интернализации:  а) контенанта (с функцией защиты от раздражителей, устойчивое вместилище для накопления ощущений-образов – эмоций) б) контейнера (с функцией записывания следов, развитием альфа-функции).

На третьей стадии – с выходом в трехмерность и проективную идентификацию появляется внутреннее пространство объектов похожее, но в то же время отличное от внутреннего пространства Самости. Это пространства, в которых мысли проецируются или интроецируются. Внутренний мир начинается с самоорганизации благодаря фантазмам исследования внутренней части тела матери. Конституируется аппарат для обдумывания мыслей матери, происходит психическое рождение.

На четвертой стадии интроективная идентификация хороших родителей, совокупленных в первичной сцене, фантазмированных плодотворными и созидающими, ведет  к обретению психического времени. Появляется субъект с внутренней историей способный перейти к объектному отношению. Негативная функция самодеструкции оболочки на этом этапе становится менее угрожающей.

Отсутствие внутренней консистенции Самости поставлено в зависимость от отсутствия первой функции Я-кожи – крепление упора посредством какого-либо поддерживающего объекта (функция поддержки психики). Функция поддержки психики развивается через интернализацию материнского холдинга. Внешний упор в материнское тело дает младенцу возможность приобрести внутренний упор в свой позвоночник как прочную основу, позволяющую ему выпрямиться. Одно из ядер предвосхищения Эго заключается в ощущении-образе фаллоса внутри матери или родительского фаллоса, которое обеспечивает психическое пространство. Опираясь на эту ось, Эго может применять самые архаичные механизмы защиты, такие как расщепление и проективная идентификация.  Положения тела, которые дают первичную идентификацию с поддерживающим объектом – это когда спина ребенка прижата к объекту или живот прижат к спине объекта.  При недостатке поддерживающего объекта можно видеть растекающиеся тела, как на картинах Бэкона, которые лишены спинной основы, поддерживающей тело и мышление. Кожа заполнена субстанциями скорее жидкими, чем твердыми. 

Другой вариант образов, указывающих на атаки на репрезентацию общей кожи с поддерживающим объектом – это образы выпучивающейся разрывающейся, пульсирующей поверхности, покрытой шишками и ямками, а также образы поверхностей покрытых множеством извивающихся змей.


Иллюстрация1.Ф.Бекон, Автопортрет.
С точки зрения функции поддержки психики, мы можем понимать сеттинг, его стабильное расписание, как опорный позвоночник процесса, позволяющий ему развиваться. Тогда сеттинг, часто представляющийся чем-то второстепенным для пациентов, оказывается центральным моментом для развития. Так, например, при работе с пациентами, которые просят у аналитика открытия своих чувств или физического контакта, такие просьбы о  нарушении сеттинга можно иногда рассматривать сначала как требующие интерпретации истерического соблазнения, а затем как открывающуюся возможность проанализировать страх потери поддерживающего объекта.

В случаях с часто опаздывающими пациентами мы можем предполагать, что они, используя сеттинг таким образом, показывают в действии свое тревожное недоверие к объекту, как к опоре.

Вторая функция Я-кожи – Контейнирующая (важная для всех стадий) пробуждается у малыша посредством ухода за телом, соответствующего его потребностям и осуществляемого матерью, в их телесных играх, в откликах на эмоции ребёнка, которые позволяют младенцу испытать свои собственные эмоции, не чувствуя себя разрушенным. Д.Анзьё различает два аспекта данной функции: 1). Контенант – как пассивное,  стабильное вместилище для накопления ощущений и эмоций, таким образом нейтралиующихся и не разрушающих и 2). Контейнер – как активный аспект, трансформирующий  и возвращающий ощущения и аффекты в репрезентации и возвожном для использования и конструирования мыслей виде, т.е. соответствующий понятию контейнера и альфа-функции по Биону. Я-кожа выступает здесь как кора, влечение Ид – как ядро, каждый из двух терминов нуждается друг в друге. Я-кожа является контенантом только в том случае, если она имеет стремление к контейнированию, локализации, в последствии к дифференциации телесных источников. Влечение переживается как толчок, как движущая сила, только если оно сталкивается с границами и специфическими точками включения в психическое пространство, где оно разворачивается, и если его источник спроецирован на участки тела, обладающие особенной возбудимостью. Эта комплементарность кожи и ядра дает фундамент чувству непрерывности Самости. 

Нарушения отношений «контейнер – содержимое» приводят к необходимости больше принимать во внимание, когда и как переменные сеттинга проживаются пациентом. Например, при некоторых формах депрессии речь идет о следующей динамике: младенец получает достаточный уход за телом с цепью возбуждений, но мать не заинтересована в расшифровке смысла сигналов ни от ребенка к ней, ни к ребенку. Став взрослым, человек впадает в депрессию каждый раз, когда получает материальную или духовную пищу, не сопровождаемую значимыми обменами, поглощение, которой заставляет его еще интенсивнее почувствовать свою внутреннюю пустоту. Т.е. при столкновении с ограничениями сеттинга такой пациент может обнаруживать описанную пустоту.

В целом, Д.Анзьё формулирует 8 функций Я-кожи: 

1. поддержка,   

2. контейнирование,   

3. защита от раздражителей (нарушения функции имеют место при аутизме, паранойе, токсикомании, при второй мускульной коже),      

4. индивидуация Самости (уникальность),          

5. интерсенсорность (при нарушении возникает страх снятия верхнего слоя или страх расчленения тела),    

6. опора сексуального возбуждения,   

7.либидинозная перезарядка (при недостаточности данной функции возникают страх взрыва из-за перевозбуждения или страх нирваны и спад энергии до 0),      

8. записывание следов: биологическая, социальная принадлежность. Д.Анзьё сам называл этот список не исчерпывающим и не окончательным, оставляющим открытым неизвестное, но позволяющее иметь направляющую нить для мыслительного поля.

Я-кожа – это реальность фантазматического порядка, одновременно выраженная в фантазиях, сновидениях, речи, позах тела, расстройствах мышления, и в том  числе в их обращении с сеттингом. Концепция Я-кожи позволяет быть более эмпатичным к страданию психотических и пограничных пациентов, в случаях, когда им сложно принимать те или иные аспекты сеттинга. Телесные метафоры поврежденной тем или иным способом Я-кожи помогают соприкоснуться с их болью от дифференциации. Фактически эти больные страдают от отсутствия границ между Я- психическим и Я-телесным, между Я-реальным и Я-идеальным, им трудно отказаться от контакта через прикосновение, от смешения их самих с другим и страшатся проникновения. Пациенты, у которых внешний слой психической оболочки в большой степени закрыт для коммуникации, а внутренний слой крайне неустойчив, могут отказываться от, казалось бы, более эффективного для них сеттинга с большей частотой.

Далее приведены два клинических примера. По причинам конфиденциальности размещение этого раздела статьи на сайте невозможно.

В завершение я хотела бы поделиться еще одним примером репрезентации кожи в искусстве – это скульптура современного художника Майкла Джу «Раздетая (Инстинкт)» (2005, частная коллекция Дэмьена Хёрста), которая символизировала по его замыслу уязвимость жизни. Это была зебра в натуральную величину, но у которой сняты со шкуры черные полосы. Меня тронула точность такого образа, передающего насколько человек становится уязвим, пытаясь, избавится от черных полос жизни – от нехватки, от сепарации, от Эдипальной исключенности, от зависимости, от грусти, несостоятельности и ревности, смерти, в целом, от депрессивной позиции. Насколько уязвима в таком случае становится человеческая психическая оболочка, когда на месте черных полос  появляется потеря реальности при психозе, чтобы поддержать чувство уникальной Самости и защититься от страха, когда  человек на месте черных полос конструирует искусственные нарциссические, перверсные или психосоматические щиты. Психоаналитический процесс без охраняющей и контейнирующей оболочки сеттинга, без его «черных полос» – перерывов между фиксированными сессиями, без асимметрии ролей,  без правила абстиненции, без запрета на прикосновение – был бы таким же уязвимым, неплодотворным, а по сути, не живым и бессмысленным, как эта зебра. 


Иллюстрация 2. Майкл Джу, «Раздетая(инстинкт)», 2005 (из частной коллекции Дэмиена Хёрста)

Еще раз подчеркну, что сеттинг парадоксальным образом позволяет  одновременно делать более прочными как единение, так и разъединение оболочки аналитика  и оболочки пациента. Концепция Я-кожа обращает необходимое дополнительное внимание на внутреннюю дифференциацию с объектом и на процесс контейнирования, что позволяет, на мой взгляд, обогатить понимание сеттинга. Телесная опора, содержащаяся в самом понятии Я-кожа, помогает не оставлять без внимания телесные переживания пациентов, находя взаимосвязь психики и тела. Понимание этапов формирования Я-кожи способствует развитию большей эмпатии к страданию пациентов в ситуациях, когда они, соприкасаясь с сеттингом, обнаруживают раз за разом выход из общей Я-кожи. Иногда требуется приспособление психоаналитической рамки для того, чтобы психоаналитическое лечение стало возможным, чтобы рамка отражала бы то, в чем нуждается конкретный пациент, чтобы использовать аналитический процесс. Исследование Я-кожи позволяет уловить особую организацию некоторых расстройств, придать новый смысл актуализироанным трудностям и найти способ адекватной аналитической работы, чтобы противостоять дефициту психической функции. Опора на объект психической оболочки позволяет нам еще раз понять парадокс того, что работа с центральным понятием психоанализа – переносом – происходит на периферии, т.е. при осмыслении обращения с сеттингом.

Литература:

Анзьё Д. «Я-кожа» (1986) Ижевск: ERGO 2011

Анзьё Д. «Феномены аутизма и Я-кожа» (1993) Ижевск: ERGO2004

Анзьё Д. «Психоаналитическая рамка и психические оболочки» Anzieu D. “Cadre psychanalytique et enveloppes psychques” Journal de la psychanalyse de l`enfant. Le Cadre. –Paris: Bayard. – 1986 – P. 12-24.

Бик Э. «Переживание кожи в ранних объектных отношениях» (1968) Ижевск: ERGO 2004

Бивен Б. «Роль кожи в нормальном и аномальном развитии с заметкой о поэтессе Сильвии Плат» (1982) Ижевск: ERGO 2004

Бриттон Р. «Утраченная связь: родительская сексуальность в Эдиповом комплексе» ,Журнал практической психологии и психоанализа, 2006, №3

Г.Габбард, Э.Лестер «Психоаналитические границы и их нарушения» Москва, «Класс», 2014, (Серия: Библиотека психологии и психотерапии) 

Голдсмит Г. «Терапевтический сеттинг в психоанализе и психотерапии» журнал практической психологии, 2009, №2

Кейсмент П. «Ненависть и контейнирование», Журнал практической психологии и психоанализа – 2004  – №5

Кинодо Д.«Психоаналитический сеттитнг как инструмент контейнирующей функции» International Journal of Psychanalysis, 1992  Winter: 73 (Pt 4): 627-35

Ломбарди Р. «Гибкость психоаналитического подхода в лечении суицидального пациента: упорное молчание как «игра в мертвого»»     Riccardo Lombardi «Flexibility of the psychoanalytic approach in the treatment of a suicidal patient: Stubborn silences as ‘playing dead’»  The International Journal of Relational Perspectives Volume 20, 2010, Issue 3.

Мельцер Д. «Адгезивная идентификация (1975) Ижевск: ERGO2004

Розенфельд Д. «Душа, разум и психоаналитик. Создание психоаналитического сеттинга с пациентами с психотическими аспектами   личности» (2006) Харьков: Планета-принт, 2015.

Ротман Й.М. «К вопросу об инструментах, процессе и «гештальте» аналитического часа» Журнал практической психологии и психоанализа – 2000 –  №3

Стайнер Дж.  «Проблемы психоаналитической техники: интерпретации, центрированные на пациенте, и интерпретации, центрированные на аналитике» Журнал практической психологии и психоанализа – 2006 – №3

Стайнер Дж. «Психические убежища: патологические организации у психотических и невротических пациентов» Москва: Когито-центр, 2010

Фрейд З. «Я и Оно» (1923) Москва: ООО «Фирма СТД» 2006

Фрейд З. «Заметка о «чудо-блокноте»» (1925) Москва: ООО «Фирма СТД» 2006

Фонда П. «Некоторые размышления о двух сессиях в неделю» Журнал практической психологии и психоанализа  – 2001 – №3